Флот потопили, остались одни адмиралы.
На фонарях объявились хорошие люди.
В день, когда стрелки сошлись, я сказал своей маме:
"Мама, твой сын пацифист - это неизлечимо".


Я всегда любил чужие праздники, больше, чем свои.
Что-то я и сам не заметил, как перебрал. Ну что ж, по крайней мере, в этот раз я не орал песни Гражданской обороны под гитару.
Я просто шутил, был разговорчив и шутил более остро, более правдиво, чем обычно. Оказывается, да, бывает еще более остро, правдиво и особенно метко... и заметил в том, что всегда было противно, юмор и что-то, чего не видел раньше. Да, еще я в иаком состоянии делаю необычные открытия. Вроде понимания, что смерти нет. И если другие потом не могут объяснить логику, то я могу. Могу. Причем она вполне логичная и простая. И как я раньше до такого не додумывался?
Или начинаю любить всех женщин в таком состоянии. Такое тоже бывает. Да-да, чертово либидо. А инога у меня резко начинает меняться настроение: то шуточное, то серьезное, то какое-то... эмоциональное слишком. Всё бывает.
Весна, дамы и господа. Весна.
Хотя дело опять во мне. Клубок - распутайся! Нить Ариадны, помоги мне выбраться!

Забавно. Ведь его спасла нить, подаренная любимой женщиной. Мне бы такую. И нить, и женщину.
Опять ушел в глупую мифологию. В голове всё Габриэль застрял. Не могу сложить кусочки. Чего-то не хватает. И всё же... как неожиданно.
Ладно, об этом не сегодня. Об этом потом. Потому что сейчас мне плохо, и скоро я буду целовать клавиатуру...